шляпам. Кроме того, по улицам столицы ромеев слонялись аланы, варяги, евреи, болгары, русы и много, много других представителей разных народов и племен. Одни – прочно осевшие, получившие свои кварталы, церкви, причалы (это относилось прежде всего к итальянцам). Другие – приезжие, поселявшиеся в гостиных дворах (ксенодохионах), часто за городскими стенами, и бродившие по улицам Константинополя в поисках питейных заведений, харчевен и церквей.

Город практически жил на улице. Лавки и мастерские – эргастерии – были открыты для каждого прохожего, а многие ремесленники работали под открытым небом. Мастерские размещались по всей Месе; даже храм Святой Софии окружали эргастерии, изготовлявшие свечи, и лавки скорняков.

Товары выставлялись перед лавками, развешивались на стенах, многими изделиями торговали вразнос, с лотков. Купцы сидели под открытым небом, на улице рыбаки чистили и жарили недавно выловленную рыбу, в открытых портиках велись научные беседы, шли школьные занятия, разворачивались религиозные диспуты. Люди с раннего утра слонялись по улицам, пустевшим только в полдень, в жаркую обеденную пору, а те, кто был посостоятельней, смотрели на забавные уличные сценки с плоских кровель своих домов.

Судя по разговорам ромеев, которые удалось подслушать Себальду, народу разонравилось правление Никифора Фоки, хотя поначалу, поверив его красочным посулам безбедной жизни, люди готовы были носить его на руках. Мало того, что налоги увеличились вдвое, так еще ввели дополнительные поборы за съем жилья, за аренду земли и кораблей, а также за содержание притонов и питейных заведений. Были значительно увеличены штрафы за мелкое воровство и подделку векселей, впервые обложили чрезвычайным налогом на содержание войска монастыри.

Из-за этого у василевса испортились отношения с патриархом Полиевктом. Вдобавок Никифор Фока лишил высшее духовенство всех льгот. Ко всему прочему, он уменьшил ежегодные награды членам Синклита, тем самым настроив против себя высшую знать столицы.

Но более всего народ и аристократов Константинополя возмутила денежная реформа Никифора, который ввел так называемый «тетартерон» – двойной курс золотой номисмы. От всех граждан, вносивших денежный налог, требовался полновесный солид, казна же расплачивалась с населением и чиновниками более легкими золотыми монетами. Эти облегченные номисмы чеканились по указу василевса именно для проведения денежных операций в Константинополе, так как иноземные торговцы не принимали такие деньги к оплате за свои товары.

– А не посетить ли нам термы? – спросил Себальд, когда они миновали очередной храм.

– Ты думаешь?… – Геррик понюхал у себя подмышками и кисло покривился. – Неплохо бы нам еще раз хорошо подкрепиться… Эта прогулка вызвала у меня зверский аппетит, словно я полдня дрался на ристалище.

– Успеем. Здесь капилеи, харчевни и таверны на каждом шагу. Но с чистым телом и светлой после терм душой любая еда покажется гораздо вкуснее. Уж поверь мне. Тем более что мыться нужно натощак. Так заведено у ромеев.

– Тебе лишь бы плескаться в воде… – недовольно заметил Геррик, который был равнодушен к водным процедурам. – Всю свою монашескую святость смоешь.

– Да и бес с ней! – весело откликнулся Себальд. – Но ты же должен увидеть и понять, что такое термы ромеев. Тем более что у нас с этим делом не очень…

– Сколько мы не ходили по городу, я что-то не заметил ни одного подобного заведения.

– Ну что ты! Плохо, значит, смотрел. На весь Константинополь с пригородами не более двух десятков публичных домов, а вот терм около двухсот, как частных, так и государственных. Термы Константина, термы Дагисфея, термы Зевксиппа – те, что неподалеку от Большого дворца василевса… А еще есть термы Ахилла, Анастасианы, Аркадианы, Карозианы, Евдоксианы, Эленианы, Онорианы… – невозможно все перечислить. А еще существуют просто купальни – лутры. Их и вовсе огромное количество.

– Ромеи помешались на чистоте! – почему-то в сердцах сказал Геррик.

Но сопротивляться не стал, когда Себальд потащил его в какой-то кривоколенный переулок, который вывел их прямо к входу в красивые термы с колоннами – как в храме. Похоже, они работали еще при римлянах, потому как было видно, что их изрядно подновили и отремонтировали.

Термы состояли из нескольких отделений: горячего – кальдария, теплого – тепидария и холодного – фригидария. Там стояли ванны, облицованные прочной цемянкой[75], сразу за входом находилась раздевалка-аподитерия, а сбоку, со стороны переулка, была пристроена кочегарка-префурния. Отопление терм осуществлялось нагревом каменных полов. Геррик обалдело топал босыми ногами по теплому полу, который постоянно протирал черный раб, потрясенный невиданным способом обогрева помещений, и что-то мычал себе под нос.

В горячем отделении находилась одна большая – даже огромная – общая ванна. Себальд показал Геррику, с чего нужно начинать. Сначала они помыли головы мыльным порошком-стактой, затем все тело, и только после этого немного поплавали в ванной.

– Здорово! – Геррик блаженствовал. – Если у меня будет свой замок (а я точно его построю, ведь мы же возвратимся отсюда богатыми, не правда ли?), обязательно устрою и у себя термы. Пусть не такие богатые, как здесь, но точно облицую красивым камнем и устрою такое же отопление.

Себальд рассмеялся.

– Отопление называется «гипокауст», – сказал он. – И как оно делается, это секрет ромеев. Боюсь, ты не сможешь найти в Константинополе мастера-печника, который соблазнится на твои посулы, даже подкрепленные изрядным количеством номисм. Иначе ему придется гореть если не в аду, то точно в чреве большого медного быка, где заживо зажаривают особо опасных преступников.

– Умеешь ты утешить и обнадежить… – недовольно буркнул Геррик и нырнул.

Вынырнув, он фыркнул и спросил:

– А как часто ромеи посещают это приятное заведение?

– Ты не поверишь, но бывает, что по два и даже по три раза в день. А случается, даже празднуют в термах Пасху, хотя такое излишество осуждается Церковью, особенно аскетами. И вообще, любые важные, тем более богоугодные, благочестивые дела у ромеев не совершаются без предварительного омовения. Для мужчин это заведение открыто весь день, а вечерами его посещают женщины.

– До вечера еще далеко? – деловито поинтересовался Геррик.

– А тебе-то что?

– Интересно, сойду ли я за истопника… – задумчиво молвил Геррик. – Знаешь ли, я так давно не видел живой женщины, что мне впору принимать монашеский целибат[76].

– Мой друг, я покажу тебе приятный во всех отношениях дом свиданий, где тебя с удовольствием примет не просто порнейа – женщина легкого поведения, а какая-нибудь аристократка, притом замужняя и весьма искушенная в любовных играх. Таких искусниц ты не сможешь найти в обычном лупанарии[77].

После терм Геррик сказал, что готов съесть целого ягненка.

– Веди меня в таверну! Не томи! – взмолился изрядно проголодавшийся рыцарь. – Где они тут попрятались?

– Не спеши. Нам нужно обстряпать еще одно дельце. Которое подразумевает сытный ужин